Гайдзин. Том 1 - Джеймс Клавелл

– Масса мыца, хейа? – произнесла она, со значением глядя на Анжелику.

Я вернусь попозже, cheri, – сказала девушка.

Струан не ответил ей, просто кивнул и улыбнулся, потом опять перевел взгляд на письмо, погруженный в свои мысли. Она оставила дверь приоткрытой. А Ток неодобрительно фыркнула, твердой рукой захлопнула ее, приказала обоим слугам, обтиравшим Малкольма в постели, поторапливаться и протянула ему чай.

– Спасибо, мать, – ответил он на кантонском, согласно обычаю называя этим почтительным именем того особого человека, который заботился о нем, носил на руках и оберегал его, когда он был еще совсем беззащитным.

– Плохие новости, сын мой, – заметила А Ток. Известие о кончине тайпэна уже облетело всю китайскую общину.

– Плохие новости. – Он сделал глоток чая. Вкус напитка был превосходен.

– После того как тебя помоют, ты почувствуешь себя лучше и мы сможем поговорить. Твой досточтимый отец давно опоздал на назначенное ему свидание с богами. Теперь он там, с ними, а ты – тайпэн, так что плохое перешло в хорошее. Попозже я принесу тебе сверх-особый чай, который я купила для тебя. Он вылечит все твои болезни.

– Спасибо.

– Ты должен мне серебряный тэйл за это чудодейственное лекарство.

– Одну пятидесятую часть.

– Ай-йа, по крайней мере половину тэйла.

– Ай-йа, двадцатую часть, мать. – Почти не задумываясь, он торговался с ней, однако вполне добродушно, – и если ты будешь спорить, я напомню тебе, что ты должна мне плату за полгода, выданную тебе вперед на похороны твоей бабушки – уже вторые ее похороны.

Один из слуг весело фыркнул за ее спиной, но она притворилась, что не услышала этого.

– Как прикажешь, тайпэн. – Она воспользовалась титулом, не упирая на это слово. Впервые за все время она употребила его, беседуя с Малкольмом, и теперь внимательно наблюдала за ним, ничего не упуская. Потом щелкнула пальцами двум слугам, тщательно и споро протиравшим его влажной губкой и полотенцами: – Пошевеливайтесь. Или моему сыну, тайпэну, весь день тут лежать и терпеть ваше неуклюжее копошение?

– Ай-йа, – неосторожно вырвалось у одного из них.

– Ты смотри у меня, безродный паскудник, – сладко проговорила она на диалекте, которого Струан не понимал. – Занимайся-ка лучше своим делом, и если ты порежешь моего сына во время бритья, я наведу на тебя Дурной Глаз. Обращайся с моим сыном как с императорским нефритом, или твой висячий плод обратиться в труху, и не слушай, о чем говорят те, кто выше тебя по происхождению!

– Выше меня? Ай-й-йа, старуха, да ведь ты же родом из деревни Нинь-Ток, где живет одно черепашье дерьмо, славное только своим умением пускать ветры.

– Тэйл серебром говорит, что вот эта вот цивилизованная женщина разделает тебя под орех пять раз из семи при игре в маджонг сегодня вечером.

– Идет! – тут же ответил слуга с издевкой, хотя А Ток и слыла признанным мастером этой игры.

– О чем это вы? – поинтересовался Струан.

– Так, обычная болтовня слуг, ничего важного, мой сын.

Закончив, они подали ему свежую накрахмаленную ночную рубашку.

– Спасибо, – поблагодарил их Струан, чувствуя себя значительно посвежевшим. Слуги вежливо поклонились и вышли.

– А Ток, запри ее дверь, тихо.

Она подчинилась. Ее острый слух уловил шелест юбок в соседней комнате, и она решила про себя быть впредь еще бдительнее. Любопытная чужеземная шлюха-дьяволица с кожей цвета жабьего брюха, чьи Нефритовые Врата с такой жадностью нацелились на господина, что цивилизованному человеку почти слышно, как они истекают соком…

– Зажги мне, пожалуйста, свечу.

– А? У тебя что, глаза болят, сын мой?

– Нет, глаза здесь ни при чем. Спички ты найдешь в бюро. – Спички, новейшее шведское изобретение, обычно держались под замком, ибо пользовались большим спросом, легко находили покупателя и потому имели склонность пропадать. Мелкое воровство в Азии имело характер повального увлечения. А Ток опасливо зажгла одну спичку, не понимая, почему они не вспыхивают, пока ими не чиркнешь сбоку по их особой коробке. Струан как-то раз объяснил ей почему, но она лишь пробормотала что-то о новых колдовских штуках этих дьяволов-варваров.

– Куда лучше поставить свечу, сын мой?

Он показал на прикроватный столик, где легко мог дотянуться до нее рукой.

– Вот сюда. А теперь оставь меня ненадолго.

– Но, ай-йа, нам необходимо поговорить, нужно столько всего продумать, рассчитать наперед.

– Знаю. Просто побудь снаружи у двери и не пускай никого, пока я не позову.

Ворча, она вышла. Долгие разговоры и лавина дурных вестей совсем лишили его сил. Однако он поднял свечу и, морщась от боли, установил ее на краю кровати. Потом откинулся на подушку и замер так на несколько мгновений.

Четыре года назад, в день его шестнадцатилетия, мать отвела его на Пик, чтобы поговорить с ним наедине:

– Теперь ты уже достаточно взрослый, чтобы узнать некоторые секреты «Благородного Дома». Секреты будут всегда. Часть из них мы с отцом будем держать в тайне от тебя до тех пор, пока ты на станешь тайпэном. Есть секреты, в которые я не посвящаю твоего отца, есть такие, которые я храню от тебя. Некоторыми я теперь буду делиться с тобой, но не с ним и не с твоими братьями или сестрами. Ни при каких обстоятельствах ни один человек не должен узнать эти секреты. Ни один. Ты обещаешь мне это перед Богом.

– Да, мама, я клянусь в этом.

– Первое: возможно, наступит день, когда нам понадобится передать друг другу личную или опасную информацию в частном письме – никогда не забывай: все, что написано, могут прочесть чужие глаза. Отныне всякий раз, когда буду писать тебе, я стану неизменно добавлять P. S. Я люблю тебя. Ты станешь делать то же самое. Всегда, не пропуская ни раза. Но если в конце письма не будет стоять P.S., значит, такое письмо содержит важную и тайную информацию, от меня тебе или от тебя ко мне только. Смотри! – Она зажгла сразу несколько спичек, прикрыв их от ветра заранее приготовленным листом бумаги, потом подержала их под этим листом, следя за тем, чтобы бумага не загорелась, а лишь пожелтела от жара. Она осторожно проводила пламенем под невидимыми строчками, и – о, чудо! – на листе проступило скрытое послание: «Поздравляю с днем рождения. Под твоей подушкой лежит вексель на предъявителя на десять тысяч фунтов. Храни его в тайне ото всех, распорядись им мудро».

– О, мама, он там лежит? Правда лежит вексель, на десять тысяч?

– Да.

– Ай-йа! Но как это у тебя получается? Эта тайнопись?

– Ты берешь чистое перо или ручку, аккуратно пишешь свое послание той жидкостью, которую я тебе дам, или молоком, и даешь написанному просохнуть. Если бумагу нагреть, как это сделала я, буквы появляются вновь. – Она чиркнула другой спичкой и с серьезным лицом подожгла лист с краю. Они в молчании смотрели, как он догорает на камнях. Она раздавила пепел своей крошечной ножкой в высоком ботинке. – Когда станешь тайпэном, не доверяй никому, – непонятно почему вдруг добавила она, – даже мне.